Форум Кинологического центра ТРИУМФ

Дрессировщица

C приближением первых мартовских дней в семье Mышкиных наступал сезон гроз. На улице солнышко блестело, а здесь ревела буря и гром гремел. Все дело было в празднике Восьмого марта, точнее - в подготовке к нему.
Аллочка Мышкина считала, что Международный женский день придуман специально для того, чтобы каждая женщина могла показать всем остальным, на что способен ее муж. А Модест Мышкин полагал, что этот праздник открытого мужского кошелька создан исключительно с целью унизить сильную половину человечества. Такие противоположные взгляды, сталкиваясь между собой, и порождали грозовые разряды в семейной атмосфере.
Аллочка, будучи женщиной высокой, гибкой, как хлыст, и твердой, как сырокопченая колбаса, даже внешне принадлежала к тому типу женщин, что не прочь придавить каблуком хвост мужских амбиций. Но ее муж Модест, в обиходе - Модя, если и имел символический хвост, то такой короткий, что очень удачно избегал Аллочкиного каблука. Иначе говоря, Модест чаще бывал на работе, нежели дома. Где-то там, за чертой семейного круга, он, плотный, низкорослый и добродушный, становился настоящим хищником и специалистом по недвижимости. А, возвращаясь к родному очагу, он ласково и лениво подчинялся Аллочкиным прихотям. Прихотей у Аллочки было много, а свободного времени у Модеста было мало, так что все как-то уравновешивалось. Если бы не священный день - Восьмое марта...
Аллочка хотела подарков. Модя ничего не имел против подарков. Но вот дарить их по расписанию не желал. "Это не праздник, а показательные выступления дрессированных мужей!" - восклицал он. "Да, пусть будут показательные выступления. А что в этом плохого? Вот фигуристы откатали обязательную программу и для удовольствия зрителей опять выступают", - стояла на своем Аллочка. "Подарок - это дар! - заводился Модя. - Даром, значит. Просто так. Нипочему!" "Добровольное не считается. Ты подари, когда требуется!" - ставила точку Аллочка.
Сначала в ход шли угрозы и шантаж. Аллочка обещала никогда больше не ходить в гости к Модиной тетушке, выбросить на помойку любимые тапочки мужа, пригласить на недельку свою племянницу Ляльку или, наконец, начать ремонт. Модест пугался, но стоял на своем.
Тогда Аллочка переходила к ласкам и чарующим улыбкам. Она соблазняла и подлизывалась. Покупала по два торта в день, хотя обычно кормила мужа низкокалорийными хлебцами. Она звала на пиво друзей Модеста и в течение всего вечера была с этими "невоспитанными хамами", как она обычно их называла, весела и мила. Дело доходило до того, что она самолично, своими наманикюренными пальчиками готовила яичницу с сыром сулугуни. Это плебейское, по Аллочкиному мнению, блюдо Модест особенно любил...
Потом к борьбе Аллочки подключалась вся семья. Теща Модеста жалобно спрашивала зятя: "Вы видели, Модечка, в бутике, что за углом, прелестный костюмчик? Мне кажется, Аллочка долго на него смотрела..." Теще было стыдно, она краснела, как пионерка. Моде тоже было стыдно, что он такой бесчувственный чурбан, и от стыда он начинал еще сильнее сопротивляться. Затем к воспитанию папы подключалось чадо. Сынок доставал копилку и робко предлагал: "Может, у тебя нет денег? Возьми мои!" Модест внутренне обливался слезами, но стоял на своем. Сдавался он, как правило, уже числа седьмого, после того, как Аллочка собирала вещи и готовилась уйти из дома. Тогда он бежал куда-то, и наутро Алла получала вожделенный подарок.
Но страдания бедного Моди на этом не заканчивались. Целую неделю после Восьмого марта Аллочка только и делала, что разъясняла Модесту чем был плох его презент. Одна вещь была чересчур утилитарной, другая слишком откровенной, третья неприлично дорогой... Четвертая... И так продолжалось до середины марта, пока все как-то не утихало самой собой.
На сей раз солнышко вовсю светило, а гроза в доме Мышкиных никак не начиналась. Модест решил, что это - затишье перед бурей, и забился в угол перед телевизором. Аллочка молчала. Модя стал поглядывать на супругу вопросительно и, наконец, не выдержал: "Ты что-нибудь хотела мне сказать, дорогая?" Аллочка рассеянно глянула на мужа и произнесла: "Модя! Мы будем теперь действовать иначе. Я тебя отпускаю. Ты свободен!" Модест встрепенулся. "Нет, не вообще, конечно, притормозила его Аллочка, - Я разрешаю тебе не заботиться о моем подарке. Теперь я буду покупать его сама. А знакомые пусть считают, что это ты его выбрал. Так будет лучше для всех". Модя непритворно обрадовался, а Аллочка отправилась покупать себе подарок.
Через пять часов блуждания по магазинам Аллочка присела на стул посреди какого-то универмага. Ноги просто не держали ее. Прилавки сверкали нарядными упаковками, вокруг суетились продавцы, обслуживая ошалевших от свалившегося на них испытания мужчин.
Аллочка ничего не смогла выбрать. Нет, конечно, если бы она просто что-то себе покупала, то давно уже ушла бы домой нагруженная пакетами. Но ее задача была иной: она должна была выбрать подарок как бы в качестве мужа самой себя! Согласитесь, это не просто.
Аллочка присмотрела набор посуды - такой нарядный сервиз отлично смотрелся бы у нее на кухне. Но ведь однажды она сама три дня бранила Модю за подобный подарок "Все подумают, что ты видишь во мне лишь клушу, которой место на кухне!" Потом ей понравился роскошный комплект белья (дивный гарнитурчик из черного кружева). Но всего лишь в прошлом году она кричала на него из-за ночной рубашки с вышивкой ручной работы: "Ну и кому, по-твоему, я должна это демонстрировать?!"
Оказывается, в качестве жены она отвергала все, что ей нравилось, как женщине. Духи, которые она почти купила сейчас, с точки зрения получательницы подарка казались ей банальными. Часы виделись намеком на ее постоянные опоздания. Даже чудесная норковая шуба была ею с отвращением заклеймена позорным словосочетанием: "шкурка для любовницы"... Аллочка еще раз оглядела прилавки, вздохнула и, чуть не плача, отправилась домой.
Дома ее встретил спокойный и ласковый Модя. Он ничего не спросил у жены о результатах вояжа по магазинам. И она тоже промолчала. Ночью ей снилась цирковая арена, по которой Аллочка бегала, и кто-то грозный кричал ей: "Дари! Еще дари!" Аллочка проснулась с криком. На нее встревожено смотрел Модест: "Что с тобой, Аллуся?" "Ты знаешь, Модечка, пожалуй, ты был прав насчет этого праздника Восьмого марта, - тихонько прошептала она. - Прости меня..." И, обнявшись, счастливые супруги заснули.
Проснувшись поздним утром нерабочего дня, Аллочка первым делом вспомнила вчерашний поход за подарками. Ее охватило смятение: впервые она не довела дело до логического завершения, отступила... "Что я скажу подругам и знакомым? - с ужасом подумала женщина, - Что я предъявлю им? Какие результаты?.."
Но тут она услышала слабое поскуливание и сопенье. Посреди комнаты, возле корзины роз, сидел маленький английский бульдог. На том месте, где у собак бывает шея, у него красовался розовый бант, а из-под коротеньких лапок растекалась лужа... Щенок определенно напоминал Модеста и выражением англосакской физиономии, и вилянием коротенького обрубка хвоста.
Уже через месяц бульдожек выполнял большую часть команд, резво приносил хозяйке тапочки, а Аллочка активно готовилась к собачьей выставке. Модест, счастливый и спокойный, сидел перед телевизором. И хотя близился день Аллочкиного рождения, не менее ответственный, чем Международный женский день, вопрос о подарках не поднимался. Зато на всю квартиру звучал Аллочкин голос: "Лежать! Сидеть! Умница! Хорошая собачка!"
Наталья Никишина, (с) Натали